Заметки о Тамаре Ивановне Орловой


1.

Наши дачи были соседними. Их разделял забор, вернее его подобие. А потому жили как бы в одном пространстве. Моя мама (умершая совсем недавно, 18 марта 2009г), Полина Александровна, была в приятельских, дачных отношениях с Тамарой Ивановной. Они могли часами, стоя около этого подобия забора, о чем-то говорить. О делах дачных, о нас, детях, о здоровье (мама была врачом) и еще не ведомо о чем. Я немного поражался, но они не уставали это такого общения. Мама не была многословной. Но, видимо, была хорошим слушателем. А Тамара Ивановна не могла не быть "говоруньей", профессия такая, учитель в школе, преподаватель в Якутском госуниверситете, филолог. Мама в молодости много читала, собрала хорошую библиотеку ("может кому-то из детей пригодится", пригодилась, и Галине, старшей моей сестре, и мне, я даже основную ее часть перевез в Новосибирск.) Но я не думаю, что они говорили о литературе.


2.

Где-то лет с 14 я как-то превратился в книгочея. Эта история не имеет отношения к Тамаре Ивановне. Но теперь, если по каким-либо делам, она приходила к нам на дачу, то мне не терпелось поговорить с ней о книгах, писателях, поэтах… Она тоже охотно вступала со мной в разговор. Она умела расположить к себе собеседника. Ее суждения всегда были уважительны. Даже если были по сути критическими. Тогда же я стал писать стихи. Но ей показывать их панически боялся. И правильно делал. Они были совершенно беспомощны… Память прихотлива. Помнит, что ей вздумается. Может и соврать. Я был тогда излишне категоричен. Похоже, что мой возраст мало изменил это мое качество. О чем, о ком мы все-таки говорили? Конечно, о русской классике. Принимая многое у Пушкина, я напрочь отметал "Евгения Онегина". Тамара Ивановна мне как-то сказала, перечитай его лет через десять, а потом еще лет через десять… Так и случилось. Когда я перечитывал его в последний раз, держа рядышком комментарий Юрия Лотмана, это уже был другой "Евгений Онегин". Вернее, другим стал я. Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Толстой, который Лев Николаевич, Чехов…От нее я услышал имя Андрея Платонова. Конечно, еще до публикации "Котлована" и "Чевенгура". Безусловно мы принимали дар Чингиза Айтматова и Фазиля Искандера. Жаль, но имя Набокова было в те времена запретным, поэтому о нем мы не говорили. Мои поэтические пристрастия, конечно, изменились в большей степени. И я не помню, чтобы мы много говорили о поэтах. И еще мне показалось, что дома ей о литературе говорить было почти не с кем…


3.

Эта история, скорее, история моя и Андрея, ее младшего сына, ровесника моей старшей сестры. Но я не могу ее не рассказать. Андрей мало общался со мной. В детстве разница в три года - огромна! Но все мы в дачном поселке Хатынг Юрях I, конечно, знали друг друга. Сути моего конфликта с пацанами я уже не помню. Какой-то детский пустяк. Как-то я ехал на велосипеде в наш дачный магазин. Повстречал группу наших, дачных. Андрей выстрелил из хлопушки, прямо мне в ухо. Больно не было. Но обида поднялась, как черное злобное облако. Дома я рассказал все маме. Она, конечно, Тамаре Ивановне. Андрей явился в тот же день или на следующий - не помню. Но теперь я еще был и ябедой. Стыд растворил ту обиду. Но как справиться со стыдом? Андрей спросил, не больно ли мне. Я, конечно, буркнул, что нисколько. Он извинился. А мне хотелось просить прощение у него. Спустя много-много лет, я все же попросил прощение. И получил хороший урок жизни - решай свои проблемы отношений с другими сам! И пусть не всегда это у меня получается, но урок оказался важным. Его не сумела дать мне моя мама. Но сумела дать Тамара Ивановна. За что я ей очень благодарен!


4.

Второй моей страстью в старших классах стала математика. В 10-ом, выпускном, я победил почти на всех городских предметных олимпиадах, победил на республиканской, занял 4-ое место на региональной (по Сибири и Дальнему Востоку), был участником всесоюзной. Был кандидатом на Золотую медаль. Главное препятствие - сочинение по литературе. Мне внушали, не "выпендривайся", пиши, что положено. В школе мне поставили "5" и сочинение ушло на утверждение комиссии ГОРОНО. И попало на стол Тамаре Ивановне. Позже она говорила моей маме: "Конечно, по содержанию сочинение не тянуло на "Золотую медаль", но ведь Саша собирался поступать на математику, зачем же я буду ему портить стартовые условия?" Медаль я получил. Подтвердил ее в Новосибирском университете, сдав первый экзамен на "5" (кстати, один из всех "золотых медалистов" того года). А много позже стал все же писать стихи, которые бы не стеснялся показать Тамаре Ивановне Орловой. И сейчас я скорее все же поэт, математиком в прямом смысле этого слова я не стал. Хоть и стал опытным и квалифицированным преподавателем математики. Порой следование "строгим принципам" бывает больше показателем душевной скудости и больше вредит тем, кто ими руководствуется. И это тоже урок Тамары Ивановны.


Александр Попов